Каждый год на одесском международном кинофестивале проходит несколько мастер-классов. Профессионалы рассказывают тем, кто хочет работать в киноиндустрии, о том, как устроена та или иная сфера кинобизнеса. В 2016 году лекторами киношколы стали режиссер Питер Веббер, кинокритик Марина Разбежкина, сценарист и писатель Кристофер Хэмптон, режиссер Кристиан Петцольд, актер Сассон Габаи и, наконец, герой сегодняшнего интервью, режиссер документального кино и президент фестиваля «Артдокфест» Виталий Манский.
Это не первый визит Манского на одесский кинофестиваль. В 2015 году он возглавлял жюри национального конкурса, дважды читал лекции для студентов Летней Киношколы фестиваля, а в 2014 представил свою картину «Труба» — лучший документальный фильм 48-ого Международного Кинофестиваля в Карловых Варах. Предыдущие работы режиссера отмечали на кинофестивале «Темные ночи» (Эстония), кинофестивалях в Жилаве, Триесте и других. В этом году Манский прочитает лекцию на тему «Документальное кино как способ понять свое место в реальности» и представит свой последний фильм «Родные» .
Чем, по-вашему, Одесский кинофестиваль отличается от других? В чем его специфика?
Одесский кинофестиваль хорош тем, что у него нет амбиций главного фестиваля мира, созвездия Альфа Центавра и прочего. Это фестиваль, который ориентирован на киноманов, любителей более интеллектуального продукта и живущих в Украине и в Одессе. Здесь с легкостью показывают картины, прошедшие премьерами на главных мировых форумах. И Одесский кинофестиваль не комплексует по поводу того, что не они, дескать, открыли тот или иной фильм или имя. Но по сути именно они открывают эти имена и фильмы для большого региона, делают это профессионально, искренне и в чем-то талантливо. Под талантом я также понимаю и непростую экономическую ситуацию в Украине. Все-таки фестиваль – это праздник, а если он выглядит не совсем празднично, то это не очень убедительно.
Что касается программы, то это действительно не какой-то супермаркет без концепции. Здесь очевидно прослеживается концепция арт-мейнстрима, то есть не совсем узкое «синефильское» кино, а достойный кинематограф для более широкой аудитории. Это прослеживается и в игровых программах, и в документальных. Отдельно представлены яркие хиты последнего года. Что касается мастер-классов и творческих встреч, то даже просто смотря на тех, кого пригласили для их проведения, можно увидеть осмысленную конструкцию. По сравнению с фестивалем позапрошлого года людей стало больше, но и тогда было немало. Я не буду приводить конкретные примеры, но я неоднократно был свидетелем, казалось бы, пафосных фестивалей, весь пафос которых начинается и заканчивается на красной дорожке. В Одессе люди ходят в кино, их интересует кино, и это очень важно.
Позапрошлый год был критичным, людей было меньше из-за войны. Если бы вы сегодня снимали в Украине документальное кино, о чем бы оно было?
Оно было бы про «сегодня». Украина, мне кажется, очень быстро проходит этап становления, который другие страны проходили на протяжении куда более длительного временного периода. Это не значит, что каждый шаг Украины – это шаг в правильном направлении, что каждое новое действие – это победа. Как я вижу, Украину мечет из стороны в сторону, но вектор ее движения, при всей хаотичности, очевидный и весьма многообещающий. Есть настроение города, а под настроением города я имею в виду и лица людей, и напряженность мышц, и одежду, и походку, в частности, как молодежь двигается, как она смотрит. Все это говорит о том, что здесь начинает зарождаться другое общество.
Некоторые считают, что происходящее сегодня в Украине напоминает Россию в 90-е годы – по состоянию медиа, по брожению общества, по постоянному исканию.
Я бы с этим согласился, если бы не тот крах, к которому это привело в России. Я бы не хотел сравнивать, дабы не накликать беду даже вот таким невинным сравнением. Я очень хорошо помню 90-е годы, это время моего вхождения в профессию, с ним много у меня связано. Тогда мы к этому времени относились с достаточно серьезной критикой, но сегодня, отматывая назад, понимаем, что в чем-то профукали свой исторический шанс стать нормальной цивилизованной страной. Мы слишком много положили на алтарь этого движения, слишком легко отдали Россию в руки людей, которые повели ее в диаметрально противоположном направлении.
Насколько вы знакомы с новым украинским документальным кино? Смотрели ли вы фильмы о Майдане, о событиях на востоке? Пусть они иногда любительские, но пытаются передать ощущение происходящего.
Я – президент фестиваля документального кино, где очень активно показывают украинские документальные фильмы. Мы делаем специальные программы украинских режиссеров и программы, посвященные Украине, а в этом году, кстати, уже думаем о программе, связанной с АТО. Мне кажется, я почти все видел из того, что было снято в Украине на эту тему. И я завидую украинским документалистам, потому что российское документальное кино сегодня самым очевидным образом дистанцируется от актуальности и пытается уйти в какие-то пограничные или параллельные пространства. А украинское кино идет прямой дорогой, иногда слишком прямой, иногда слишком сосредотачиваясь на актуальности и теряя художественность, которая всегда была особым коньком украинского кино. Но при всем этом я завидую какой-то их сегодняшней высвобожденности.
Если переходить к технической стороне, как вы думаете, сильно ли повлияло на развитие документалистики, на направления ее развития, новые технологии? Например, съемка на мобильный телефон.
Самым кардинальным образом! Вообще говоря, документальное кино в отличие от игрового очень сильно зависит от технологии – как только появляется новая, тут же появляется новое направление документалистики. Обретение цифровых технологий позволило документалисту беспрепятственно погружаться и растворяться в реальности. Это в любом случае художественная обработка реальности, но степень погружения, тот материал, из которого начинает формироваться кино, приобрел принципиально новую степень достоверности. Я в свое время давал новому направлению название «реальное кино», даже писал то ли в 2004, то ли в 2005 году «Манифест реального кино». Есть еще понятие «действительное кино», про которое чаще говорят в контексте школы Марины Разбежкиной. Но по большому счету разницы особой нет – все это кино более глубокого погружения.
Полагая, что в свое время не только документалист, но и зритель сможет погружаться. Я сегодня спускался в Аркадию, увидел детей на новых кино-аттракционах – их сажают на качели, надевают специальные очки, и ребенок как бы живет внутри фильма, он зритель новой формации. А ведь в документальном кино жить внутри фильма возможно даже важнее, чем в игровом. Например, классический фильм «Прибытие поезда». При использовании новой технологии это было бы и про поезд, и про тех, кто его встречает, и так далее.
Мы все время говорим – российское документальное кино, украинское документальное кино, польское документальное кино… В чем разница? Есть ли какие-то безусловные признаки, по которым можно определить «национальность» фильма?
Безусловно. Есть же вещи, благодаря которым можно определить национальность человека. Также и в кино – там есть свой язык, свой стиль, свой почерк. Даже если фильм без звука, ведь язык безусловно выдает. Впрочем, я бы хотел привести удачный пример из фестиваля «Артдокфест». В нем вместе участвуют как фильмы, снятые зарубежными кинематографистами на русском языке в России, так и российские фильмы. Казалось бы, все фильмы на русском языке. И когда я отбираю фильмы, то не смотрю параллельно анкеты и не знаю авторов. Я просто смотрю фильмы, которые зачастую присылают даже без титров. И я безошибочно могу сказать, кто его снял – российский документалист или зарубежный. На вопрос «как?» я возможно смогу ответить на каком-то конкретном примере, но скорее всего это вообще интуитивно. Так же интуитивно украинское кино отличается от российского, но это всегда заметно.
На фестивале «Артдокфест» в прошлом году показывали фильм о войне на востоке Украины – «Аэропорт Донецк». Его сняли мои коллеги из проекта «Настоящее время». Какие ваши ощущения от него?
Я считаю, что это очень сильная картина. Я не вполне согласен с украинскими претензиями к этому фильму, что, дескать, нужно было ставить титры, которые бы отдельно маркировали российских граждан. Сказать по чести, мне титры вообще не были нужны. Может быть тогда эта картина имела бы еще более сильное воздействие. Вообще очень сильным ключом фильма было то, что все присутствующие в этой картине, говорят на одном языке. В какой-то момент ты теряешь понимание, кто с какой стороны, и это очень сильно действует. Впрочем, я не отношусь к записным пацифистам, мол «мир, дружба, кока-кола». Разговоры о мире во время войны, это весьма сомнительная штука – сначала нужно ее закончить, а потом говорить о мире. В противном случае это разговор чуть-чуть про другое. Но тем не менее.
Фото: http://manski-doc.com
